Я ж третьего дня, в среду пошла стирать на речку. Стираю Ванькины трусы, а сама думаю о своем. Смотрю кто то плещется, ну плещется и плещется. С бородой мужик какой то, опаньки так тож батюшка наш Евлампий. Ох думаю, не красиво так за божим человеком подглядывать отвернулась, дальше мну Ванькины трусы…
Прислушалась смеется кто то, и голос то знакомый. Любка смеется кума моя. Звонко так смеется, голос то у нее особенный, свое-образ-ный как говорят у нас в деревне. А потом громовой голос батюшки подсмеивается с ней,почудилось думаю,ан нет у него такая манера смеяться, с душой и от души смех идет.
Повернулась я, прости меня Хосподи, обнимаются они.
Ну Любка кума моя видная баба,овдовела три года назад, никого не подпускает к себе, а в обьятиях батюшки нашла таки любовь. В общем побежала я домой, новости надо рассказать соседке, аж про трусы забыла Ванькины.
Зашла к Нюрке домой, а там мой Ванька без трусов стоит за столом и пирожок жует. Вот кобель, я ему значит трусы выстирую, а он без онных у соседки пирожки ест.
Тут и Нюрка вышла,в ночной. Дура день на улице, она в ночной.
Хотела ей про батюшку рассказать и про Любку, но тут я поняла что любовь кругом у всех, а я как дура стирку затеяла…
Села у ей на лавку плачу. Ванька мой значит выбежал из хаты. Нюрка села рядом и гладит меня по голове, успокаивает.
-Шо,-говорю,-теперь наверно ты стирать трусы эти окаянные ему будешь?
-Нет,-отвечает,-не буду! И давай плакать,слезами меня поливать.
Поплакали мы и я домой пошла. Иду и думаю, из за стирки вся эта напасть наверное. Мне на встречу Ванька мой идет. Стал возле меня голову опустил.
-Прости,-говорит,-Дурак я…
-И я дура,-отвечаю…
Простила я его, и после этого не очень люблю сплетничать…Хотя вот Любка кума моя попадьей стала недавно…